Наука vs. Мракобесия. Если ли правильное мировоззрение
Ответить
Аватара пользователя
admin
Site Admin
Баланс:16222
 
Сообщения: 110
Регистрация: 19.06.2018

Трагедия людей с материалистическим мировоззрением из-за утраты почвы и корней идеализма

admin » 10.11.2022 16:41

+
6
-
По материалам статьи А. Берберова https://cont.ws/@vixin76/2414719

Изображение

Бинокулярное зрение - это способность видеть двумя глазами, воспринимая увиденное как один единый образ. Бинокулярное зрение позволяет определять расстояние между предметами, даёт понимание перспективы, позволяет оценивать объекты в пространстве относительно друг друга. По аналогии с этим – «бинокулярное мышление» - это способность складывать в голове в единый образ отражённую реальность и идеал, бытие и долженствование. Бинокулярное мышление живёт в двух мирах, сводя их в единый: в мире идеальном (долженствования) и в мире материальном (текущего, наличного бытия).

Проще говоря, человек с идеалами понимает: не всё, что есть, должно быть, и не всё, что должно быть – есть. Надо взять реальность, кое-что убрать оттуда («отсечь лишнее», как говорят скульпторы), кое-что туда добавить. Тогда будет хорошо – а пока, мол, нехорошо. Это и порождает социальный конфликт и движение: то, что имеет место – не должно иметь места, и наоборот.

Если мы удалим идеальный мир, то объективная почва для социального конфликта пропадёт. Почему? Потому что пропадает порождённая идеализмом БИНОКУЛЯРНОСТЬ мышления, позволяющая видеть историческую перспективу, расстояние между историческими реалиями.

+++

В юные года я охотно пел детскую песенку, в которой была строка – «и бесконечной силы музыки и слова». В мире моего детства (80-е годы ХХ века) миром правили мыслители, поэты, писатели, ораторы – по крайней мере, в моём воображении. Тогда я даже и в кошмарном сне не мог представить реальность, в которой у «музыки и слова» не будет не только «бесконечной», но и вообще никакой силы. Что появится агрессивное, тупое мясо, полностью невосприимчивое к «разумному, доброму, вечному», и именно атака этих кубометров бездумного мяса будет определять судьбы стран и народов.

Жизнь учит, и порой она жестокий учитель. За свои прекраснодушные иллюзии моё поколение расплатилось сполна, и с процентами. Задним числом, как водится у недалёких людей, «после драки поумнев» - я осознал, что с торжеством материализма пропадает бинокулярность мышления, реальность становится плоской и одномерной, во власти механического детерминизма. Видение перспективы человек утрачивает, сравнивать реальность с чем-то иным (потусторонним) уже не может.

И начинается восприятие всего случившегося, как неизбежного, а всего, что не случилось – как невозможного. Такое восприятие свойственно животному миру, зоопсихологии – и оно начисто лишено идейного конфликта. Материальная реальность не производит недовольства собой, потому что она единственная, и альтернативы ей никакой нет.

Если бы материальные отношения производили бы сами из себя прогресс (как, например, полагают марксисты), то крайний дискомфорт миллиардов живых особей на протяжении бесконечного времени гарантировал бы социальную революцию. Но ничего такого в животном мире не происходит, хотя время там измеряется миллионами лет, а большего дискомфорта, чем расчленение тебя хищником, трудно себе вообразить.

Очевидно, что травоядные животные не любят голода, холода и терзающих хищников. Бесспорно, что на эмоциональном уровне это им не нравится, отталкивает их, заставляет страдать и т.п. Между тем миллионы лет и голод, и холод, и хищники преследуют их, но в их жизни ничего не изменяется и никаких социального прогресса не происходит. Происходит только смена поколений, ну и какие-то мельчайшие приспособленческие изменения в рефлексах и еще более минимальные изменения в инстинктах, - то, что допустимо списать на «случайные мутации.

Ни теоретически, ни практически животные неспособны совершить никакой революции (в том числе и познавательной, научно-технической). Это не их вина, это их беда. Иногда та или иная катастрофа «революционно» меняет их жизнь, но это – внешний фактор, к которому сами животные, их зоопсихология не имеют никакого отношения.

Если вы хотите посмотреть, какое сознание может породить бытие – исследуйте животных. Вы увидите тип сознания, которое всегда с отражательным запозданием реагирует на события в окружающем материальном мире. Сначала случилось Нечто, потом оно в психике отразилось, а потом психика послала сигнал двигательным органам, - тем или иным способом отреагировала.

Если бытие определяет сознание, то сознание обречено вечно волочится за бытием в страдательном залоге. И хотя сторонники теории «развития через катастрофы «вызов-ответ» говорят, что катастрофы многое меняют, мы же видим, что по сути и катастрофы не меняют ничего. Да, катастрофа создаёт новую среду обитания – но приспособление-то организма под среду старое как мир, вторичное, через отражения бытия в сознании.

Для того, чтобы возник прогресс в человеческом смысле слова (а не просто непонятно какие мутации) – нужно, чтобы сознание определяло бытие, а это идеализм. То самое «бинокулярное мышление», которое осознаёт конфликт между реальностью и умозрительным идеалом, между землёй и небом.

Итак, животные безальтернативно живут в единственной реальности, и хотя они очень недовольны отношениями в джунглях (где все пожирают всех), и при этом они имеют колоссальную фору по времени перед людьми, – их мир нам не демонстрирует ничего, кроме бесконечных повторов жутких актов хищничества.

Может ли такая замкнутость действовать и в человеческом обществе? Да, история демонстрирует нам такие примеры. Вне бинокулярного мышления, дающего умозрительную возможность иного мира, любое отвратительное безобразие воспринимается не как отвратительное безобразие, а как фатальная детерминистская заданность: «Раз нечто есть – то его не может не быть. И наоборот – чего нет, того и вообразить не в силах».

+++

Человек, вдохновлённый идеей, например идеей справедливости – будет внимательно исследовать ВСЯКУЮ теорию построения справедливости. Не только марксизм, но и любую другую теорию. Он сам себя поставил на такую базовую платформу жизненных ценностей и смыслов, что внимательно исследовать «писания» - для него не только обязанность, но и, в определённом смысле слова, неизбежность. Базовое строение его психики таково, что услышав о существовании какой-либо теории справедливости и созидания, он будет стремиться её внимательно изучить. По итогам детального изучения он теорию либо примет, либо опровергнет, но изучит – непременно. В этом можно не сомневаться, потому что изучение таких теорий он определил смыслом своей (и вообще человеческой) жизни.

Только в такой среде возможна сила аргументов и красноречия, та самая, чаемая мной в детстве «бесконечная сила музыки и слова». Которая в другой среде превращается в ноль, оставляя нас, логиков и рационалистов, прежде самоуверенных учёных, в изумлённой, растерянной позе…

+++

Если вы играете в шахматы – то искусство игры в шахматы имеет смысл лишь при согласии оппонента тоже играть по шахматным правилам. Именно тут талант и ум гроссмейстера могут раскрыться в полной мере. Но если чемпиона мира по шахматам в тёмной подворотне встретили гопники, то вряд ли ему поможет блестящее знание тысяч хитроумных дебютов.

Марксисты и прочие теоретизирующие благожелатели сегодня напоминают мне шахматистов, которые предлагают разыграть партию по всем правилам искусства – а взамен получают бандеровской палкой по голове.

Если оппоненту не чужд Разум, то он, разумеется, не будет чужд блестящим отточенным аргументам. А если чужд? Изначально, органически?

В традиционной науке снобы, живущие «в башне из слоновой кости» считают важным лишь интеллектуальное качество аргумента. Пикируясь немыслимо сложными логическими формулировками, они совершенно не задумываются над вопросом – а сколько окружающих его людей в состоянии понять сделанное им открытие? Мол, если вы не поняли лектора, то это не лектор виноват, а вы тупые. Между тем, в реальной жизни любой уровень интеллектуального качества аргумента – «вещь в себе» без восприимчивой среды. Один интеллектуал убедил другого – а потом пришли гориллы, и обоих убили…

На мой взгляд, сущность фашизма заключается в грубом насилии, лишённом попыток интеллектуального заигрывания с оппонентом. Фашизм, в отличие от традиционных форм власти (где аристократия считала себя самой умной и образованной, и вела себя соответствующе) наносит удар не после дискуссии, и даже не во время дискуссии, а вообще до её начала. Сразу напугал – и всякий диалог закончился не начавшись.

В итоге мы оказались в совершенно иной Вселенной – даже по отношению к той, в которой я пребывал в детские годы. В той, прежней – идея, аргумент имели свойство просачиваться даже будучи запрещёнными – потому что ими многие и активно интересовались. Там действительно была важна судьба романа Пастернака, причём для обеих сторон. Сегодня, я убеждён, никто не стал бы обсуждать не только роман современного Пастернака, но даже и о существовании самого Пастернака в современных реалиях никто бы не задумывался. Спросили бы, сколько у него денег или людей под рукой, и узнав, что нет ничего материального – потеряли бы всякий интерес…

Для цензоров и охранителей в этом есть своя «хорошая» сторона: какими тиражами не издавай Маркса, или Ленина, или тот же скандальный роман Пастернака – их всё равно никто читать не будет. Если мысль бурлит, то правителю её надо сдерживать, и со шкурными целями (оберегая свою власть), и объективно: мало ли чего она выдумает в своём бурлении? Но если мысли нет, абстрактное мышление умерло своей смертью, убаюканное материализмом, ставшим философской основой личности – тогда и сдерживать ничего не придётся. Цензура нафиг не нужна!

Попробуйте, ради опыта, обезьянам в зоопарке разные книжки подкладывать: убедитесь, что им без разницы, «Капитал» вы им подложили, «Библию» или «Майн Кампф». Ведь разница между книгами существует только для думающих людей, а у людей, утративших способность логически непротиворечиво мыслить – всем книгам одна цена: растопка.

Не только для обретения единомышленников, а хотя бы просто для предметного спора, для получения идейных противников – вам нужен определённый уровень культуры и ценностей в обществе. Ниже этого уровня – тьма, в которой слово ни в каком виде не действует.

+++

Мы должны извлечь урок на примере истории марксизма:

- Марксизм обладал колоссальной силой там, где имело силу Слово.

- Марксизм съёжился до смешного курьёза по мере утраты силы Словом.

- Марксизм сам убил ту силу Слова, на которую опиралось его могущество.

Самоуверенность марксизма была в том, что он воспользовался готовой платформой базовых ценностей, готовым (задолго до него созданным) уровнем культурного восприятия аргументов и текстов. Но при этом марксизм думал, что работает с «человеком вообще», с «экономическим человеком», с «плотским человеком» - не замечая, что обеими ногами стоит на культурном багаже христианской цивилизации.

Когда марксизм настаивал на материализме и на атеизме – он своими руками отравлял ту среду, которая была для него «питательным бульоном». Его никто не опроверг – его просто перестали замечать.
Если вы придёте с разговором о бабочках к человеку, помешанному на бабочках, то вам гарантирован многочасовой заинтересованный разговор. Вы в итоге обнимитесь или подерётесь, всяко бывает когда говоришь с увлечённым человеком, – но равнодушия к вам в любом случае не будет.

Не создав своей метафизики – марксизм не имеет своей аксиоматики. Все его умозаключения откладываются от аксиом, по умолчанию принятых в той среде, в которой он зародился. Если эти аксиомы убрать, то все вторичные от них умозаключения потеряют смысл. Это всё равно, что приходить к уличным отморозкам с целью поиграть в шахматы.

Все без исключения смыслы, заложенные в марксизм, актуализируются только на определённом уровне умственного и нравственного развития человека. Стоит снизить этот уровень, даже ненамного – и абстракции марксизма, оперирующего неопределённо-гигантскими множествами, далеко выходящими за пределы биологической локации особи, попросту перестанут восприниматься. Не льстите себе: вас не опровергнут и не отвергнут, вас изначально не поймут и запишут в городские сумасшедшие.

Чистый атеистический материализм обречён свестись к зоологическому приспособленчеству, какие бы сказки про него марксисты не выдумывали. Потому что таково его объективное свойство: на длинных дистанциях сглаживать собственные флуктуации, нетипичные проявления, отшлифовывая приоритет зоологических инстинктов.

+++

Все мы, коллектив авторов «Экономика и Мы», очень скептично относимся к знаниям, как фактам, бессистемным и теоретически бессвязным. Когда ещё в античности появилась поговорка «многознание уму не научает» - имелось в виду именно бессистемное запоминание разорванных явлений.

Вообразите себе человека с феноменальной памятью, но лишённого возможности систематизировать в иерархии смыслов и ценностей то, что он запомнил. Мы получим человека, у которого вместо головы – большое мусорное ведро, и никого больше! Он будет не ценнее справочника в мягкой обложке – и, скорее всего, даже менее ценным, потому что непременно что-нибудь напутает, а справочник – нет.

Если мы что-то знаем, но не знаем, зачем мы это знаем – механизмы нашей памяти автоматически пытаются это выбросить, как ненужное. С этим сталкивался каждый, кто пытается вспомнить что-то, чем давно не занимался.

Нет большей ошибки, чем предположить цивилизацию, как огромную кучу случайных находок человека! Такая куча ничем, кроме свалки быть не может, а роль свалки – быть последним приютом отслуживших вещей.

Цивилизация – прежде всего, система базовых ценностей, на которую потом нанизываются факты, сберегаемые в силу полезности базовым ценностям, а не просто так, не ради механической тренировки памяти.

В частности, в христианской цивилизации науки и искусства представляли из себя целостное древо со множеством ветвей, питаемых из единого корня. Каждая ветка существовала не сама по себе, а обслуживая единый идеал, становлению которого в реальности была призвана.

Когда материалисты эти ветки обрубили – они утратили системность, взаимосвязи, попытались каждая стать отдельным растением – но без корней начали увядать. Не понимая, зачем они нужны – люди утратили и представление об их ценности, стали выдёргивать из них сиюминутно-полезное, выбрасывая фундаментальное.

Сегодня процесс распада рационального познания – в разгаре. Главная причина – познание не может быть бессистемным, начинаясь из ниоткуда и направляясь в никуда. Наука нужна только там, где заранее и точно известно, что нужно в итоге её работы (техзадание чётко сформулировано). Если же в итоге будет неизвестно что – то и науки никакой не нужно, потому что неизвестно что гарантированно будет безо всяких с нашей стороны усилий. Ведь никогда так не было – чтобы совсем ничего не было!

Это касается любой науки – хоть химии, хоть обществознания. Когда у нас есть идеал, четко и ясно в начале пути обозначенный (например, апостольская община, эдемский сад и т.п.) то нам нужен и путеводитель, который туда приведёт, минимизировав плутания по пути. Но если мы идём неизвестно куда – то зачем нам путеводитель? Ведь куда-нибудь мы по любому придём, правда?

Какие-то простейшие азы науки могут базироваться на детском любопытстве. Но только самые начальные и примитивные! Чтобы двигаться вперёд, любая наука должна уйти от хаотичной детской любознательности к систематизации в рамках единой системы ценностей мыслительной деятельности данного общества.

Всякая систематизированная наука потому и называется систематизированной, что является элементом в мозаике воплощения базовой цели своей цивилизации. На простом любопытстве далеко не уедешь, детям быстро надоедают занятия. Чтобы стать настоящей наукой – науке нужно стать «дисциплиной», подчинённой дисциплине базовых ценностей цивилизации. И тогда она существует не праздно, не сама по себе – а как рабочая лошадка, призванная дать цивилизованному человеку то, что ему потребно. В этой упряжке она тянет единый воз с другими стратами общества.

+++

Или – не тянет. В обстановке общей бессмыслицы всего, уравнивающий любое событие с любым другим, что задано материализмом. Тогда под чем угодно можно понимать что угодно (отчитываясь, например, о достижениях) – и системная целенаправленность вовсе не требуется. Её и нет (точнее, она разлагается и исчезает у нас на глазах).

И это разложение сознания не оставляет той культурной почвы, на которой ещё в годы Фиделя и Че Гевары процветал марксизм. У мышления сбиты прицелы, из созидательной силы оно превращается либо в пустую жвачку ни о чём, либо в суицидальные видения и галлюцинации.

Врагам марксизма и прочих политико-социальных теорий злорадствовать не стоит – в современном мире горохом об стену отлетает ЛЮБАЯ теория, увязая в нарастающем сюрреализме, внутри которого зоологические инстинкты утилизируют и разбирают нагромождения цивилизационных достижений прежних эпох.
Поделиться:

Ответить    ПОМОЩЬ по форуму!